Мы делили апельсин, много нас, а он ушел.
***
Ни покоя, ни света. Ни дома, где свет и покой.
Шкура моря – зеленые волны от Кипра к Афону.
Одряхлевшее время чихает, страдает цингой
И бессильно кусает подножие римского трона.
Медный привкус латыни – как кровь. На чужом языке
Корабли заклинают от бурь и коварства пучины
Оголтелые чайки. Увядшая ветка в руке –
Обещание смерти. Скорее бы. Хочется к сыну.
Неуютно и зябко. Никто не выходит встречать,
Только «Ave Maria» сквозь стены доносится глухо.
Матерь божья? Оставьте, ей-богу. Больная старуха.
На воротах – кольцо. Постучаться?
…мне страшно стучать.
Ни покоя, ни света. Ни дома, где свет и покой.
Шкура моря – зеленые волны от Кипра к Афону.
Одряхлевшее время чихает, страдает цингой
И бессильно кусает подножие римского трона.
Медный привкус латыни – как кровь. На чужом языке
Корабли заклинают от бурь и коварства пучины
Оголтелые чайки. Увядшая ветка в руке –
Обещание смерти. Скорее бы. Хочется к сыну.
Неуютно и зябко. Никто не выходит встречать,
Только «Ave Maria» сквозь стены доносится глухо.
Матерь божья? Оставьте, ей-богу. Больная старуха.
На воротах – кольцо. Постучаться?
…мне страшно стучать.