Засыпающий между плечом моим и стеной, Разделенный между войной и другой войной, Тот, чьи нервы скручены в злую, тугую нить... От немногого я могу тебя охранить.
Беспокоен сон твой у моего плеча. Тьму вкруг нас не разгонят ни молния, ни свеча, Дальше края койки - провал, не видать ни зги, И опасно все, что дальше моей руки.
Я тебя обнимаю и тем замыкаю круг: Нет кольца надежней моих ненадежных рук Этой ночью, похожей на опиумный настой, И в которой ты наедине с темнотой и мной.
Засыпающий рядом, сторонящийся стен, По биенью твоих сшитых наскоро, нитью, вен Твои злые сны я заучиваю наизусть... Две войны делят душу твою, и я их боюсь.
Это много страшнее, чем бег босиком по льду. Мрак не тронет, пока я рядом, но лишь уйду, И тебя настигнет девятым валом тот ад: Две войны. И ты ни с одной не пришел назад.
Пусть и шел не ко мне, для тебя я чужой, пускай! Я один умею держать и не отпускать, Ни в провал за краем, ни к холоду от стены. Я тебя обниму, за тебя досмотрев те сны...
Я могу защитить. От малого - но могу. И по битому льду, отстреливаясь на бегу, Босиком, ты этой полночью не пойдешь. У тебя тоже есть права на сон и на ложь,
Что когда-нибудь всё пройдет, или все пройдут, Ты живой, и, может, где-нибудь даже ждут, Может где-то помнят жесты, имя, лицо, Но две войны закончат свой счет, разомкнут кольцо…
А я слабее их, хотя сильнее, чем ночь и мрак! И как представлю - плачу, поскольку не знаю, как Остановить этот передел, карнавал смертей, Они через одну - за тобой! В этой темноте…
Я замыкаю круг. Ты спишь, прижавшись щекой к плечу. Хоть в эту ночь, но я счета твои оплачу, Надеясь, что мое пораженье ты мне простишь... Но...
