Мы делили апельсин, много нас, а он ушел.
Танец одиннадцатый. ВальсPiano
Золотой пожар сияющей кожи, тёмный янтарь глаз, яростное пламя локонов. Когда ты заходишь в комнату, которой оказал честь своим присутствием Рубиус арр Вуэйн, то замечаешь Рубиуса и только Рубиуса. Если не ослепнешь, то не исключено, что сможешь взять себя в руки и начать обращать внимание на всё остальное.
В нём мало осталось от запутавшегося, мечущегося в капкане неразрешимой моральной дилеммы мальчишки, которого я когда-то возвела на трон. И дело даже не в том, что обещание редкой огненной красоты сбылось. И не в том, что закованное в чёрный шёлк тело излучало почти осязаемую силу. Нет, взгляды и души приковывала удивительная, яростно-спокойная цельность его личности. Незауряден и уверен в себе был Лиран-ра, глава Великого Дома Вуэйн. Он, казалось, мыслил и действовал вне привычных всем категорий, легко выходя за поле проблемы и делая из очевидных фактов совершенно нетрадиционные выводы. Слова «благо клана» уже давно перестали быть фетишем для него. Мысли этого человека двигались не по прямой, и даже не по кривой, а путём сложных многомерных скачков, странных даже на взгляд эль-ин. И в этом он был красив, как может быть красиво грозящее вырваться из-под контроля пламя, как может быть прекрасна застывшая перед взрывом суперновая. Он был красив той красотой, которую эль-ин ценили превыше всех других добродетелей, ради которой шли на смерть и обрекали на жизнь. За тридцать лет он достаточно нас изучил, чтобы знать об этом. И пользовался своим знанием со спокойной безжалостностью чистокровного арра.
Тридцать лет мы с Рубиусом танцевали на политической арене Ойкумены, вместе постигая эту нелёгкую, часто (слишком часто!) кровавую науку. Там, где танец интриг и предательства оставлял меня опустошённой, с израненной душой и покалеченным телом, в дарай-князе лишь ещё ярче разгоралось пламя, погубившее столь многих его братьев и сестёр по клану. Аррек, следящий за своим Лиран-ра испытующим взглядом окончательного судьи (а если понадобится, то и палача), утверждал, что молодой князь достаточно тонко чувствует грань и не сорвётся с неё. Я… я пила его красоту. И зачарованно размышляла, какова будет первая встреча этого огненного духа с Лейруору…
Ох и натворит без меня делов эта парочка едва оперившихся юнцов! Ветер и скалы, лёд и пламя. Только бы друг с другом не сцепились, выкормыши мои неуёмные. А то ведь разнесут всю Ойкумену вдребезги и скажут, что так и было…
Кивком поприветствовав поднявшегося мне навстречу огненноволосого Лиран-ра, я усилием воли отвела взгляд от его сияющего великолепия и повернулась к царственно сидящей на кресле-троне женщине.
От кончиков коротко остриженных волос до кончиков сияющих ногтей вся она — высокая дарай-княгиня, Лиран-ра своего собственного, небольшого, но очень и очень влиятельного Дома. Адрея арр Тон Грин, признанный специалист по международной политике, самый высокооплачиваемый дипломат Эйхаррона. Будто полуденное солнце, увиденное сквозь призму тёмного стекла. О нет, она не бросается в глаза так, как огненный, сияющий рубинами и сырой силой Рубиус. Но, однажды взглянув на неё, забыть уже невозможно. Свет преломляется за миллиметр до тёмной, шоколадного цвета кожи, рассыпается ровным светло-золотым сиянием. Видели ли вы когда-нибудь золотой перламутр? Видели ли вы радугу чистого, светлого золота? Нежный кокон сияния охватывал аскетичную фигуру, превращая её в пугающую языческую богиню, в совершенное воплощение томной и экзотической красоты истинной дарай-княгини. Это изысканно-золотое видение взирало на вас огромными, удлинёнными, чуть изгибающимися к вискам глазами, намекающими на древнее и почти потерянное родство с предками моего народа. Глаза… строгие, жаркие, глаза бездонной, агатово-чёрной темноты. Волосы падали вокруг удлинённого лица прямыми короткими прядями цвета горького шоколада: тёмные, блестящие, почти чёрные.
От неё пахло корицей и чёрным деревом. На ней был узкий хитон, перехваченный под грудью и на бёдрах тяжёлыми золотыми украшениями, на запястьях и лодыжках едва слышно звенели старинные резные браслеты. Её самоконтроль всегда был безупречен, её разум твёрд, а сила отточена не хуже моей аакры.
Во взгляде тёмных глаз мне всегда чудилась глубина, магнетическая и затягивающая, почти непреодолимая. А ещё знание, которого нет и, возможно, никогда не будет у яркого, огненного Рубиуса.
Едва войдя в комнату, я сразу же, каким-то спинным рефлексом классифицировала Рубиуса как угрожающего скорее мне лично, а Адрею как бесконечно более опасную для моих планов.
И оба они были моими друзьями. В эль-инском понимании этого слова. Друзьями, с которыми приятно быть врагами. Врагами, с которыми можно обменяться дружескими улыбками. Старательно пряча клыки.
Только в языке эль-ин одно слово может иметь столько значений. И так зависеть от контекста. Я улыбнулась своим «друзьям-врагам». Старательно пряча клыки.
— Эль-леди. Аррек, — Рубиус склонился в ритуальном, подчёркнуто-уважительном поклоне. — Я рад, что вы все смогли выбраться к нам. Добро пожаловать в Дом Вуэйн.
— Леди арр Тон Грин. Лорд арр Вуэйн, — я подняла крылья и склонила уши в эльфийском эквиваленте придворного расшаркивания. Мысленно пнула себя за то, что приветствовала хозяина Дома вторым, отдав предпочтение гостье. Даже после стольких лет общения с аррами мне было сложно приспособиться к тому, что у арров мужчина официально может занимать более высокое положение, нежели женщина. Впрочем, Рубиус слишком хорошо меня знал, чтобы обижаться на подобные мелкие ляпы. — Прошу прощения за все эти неувязки в расписании. К сожалению, появилось несколько непредвиденных и весьма досадных обстоятельств, нарушивших мои планы.
— Да, мы… слышали о некоторых досадных обстоятельствах, — пристально глядя мне в глаза, сказала Адрея. Затем покосилась на тонкий, мерцающий в воздухе экран, на котором сейчас как раз в замедленном режиме показывали последние кадры моего грандиозного сражения с тёмными. Судя по всему, мы ворвались в разгар обсуждения последних новостей из Оливулской Империи.
Я полюбовалась на Аррека, уносящего на руках раненого ребёнка, затем оценила сценическую эффектность последней сцены: золотоволосая Хранительница картинно падает к ногам своего растерявшегося белокрылого военачальника. Возникло почти непреодолимое желание зааплодировать, но незаметный ментальный пинок от Аррека пресёк такое недостойное важных дипломатических переговоров побуждение. Пришлось ограничиться выражением вежливого интереса на физиономии.
Адрея чуть улыбнулась, но тут же вновь посерьёзнела.
— Эль-леди… вы… быть может, стоит отложить эту встречу на более позднее время?
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она хотела сказать. Дарай-княгиня беспокоилась, не пренебрегаю ли я собственным здоровьем. Не отправилась ли заниматься делами, в то время как по уму мне следовало бы отлёживаться и зализывать раны. Раздражение вспыхнуло и тут же потухло. Глупо ждать от людей, даже если они арры, эльфийского взгляда на жизнь. Предполагалось что я должна быть благодарна высокой дарай-леди за заботу. А не беситься из-за подразумеваемого оскорбления.
— Благодарю вас, ваша светлость, я вполне способна определить пределы собственной выносливости и не требовать от своего тела больше того, на что оно способно.
Спокойно, Антея. В конце концов, ты сама с первой встречи усиленно будила в ней жалость и материнский инстинкт. Теперь терпи.
Я чуть раздражённо повела ушами в сторону Аррека показывая, что принимаю упрёк.
— Прошу вас, садитесь, — Рубиус изящным жестом обозначил два высоких кресла, явно приготовленные для нас с Арреком. — Не желаете ли освежиться?
Это предложение пришлось со вздохом отклонить. Нет, после всех событий и треволнений я была отнюдь не прочь заморить червячка, но если поставить перед голодной эль-ин что-нибудь съестное, то ничего, кроме съестного, данная эль-ин в течение некоторого времени воспринимать не сможет. Лучше не смешивать обед и дипломатические изыски. По крайней мере до тех пор, пока не наступила стадия, на которой начинаешь с гастрономическим интересом поглядывать на «высокие переговаривающиеся стороны». В этом случае «стороны» почему-то резко начинают нервничать. Никогда не могла понять почему.
Рубиус чуть склонил к плечу свою буйную рыжую голову.
— Признаюсь, сегодняшние события застали всех врасплох. Эль-ин хранят такое таинственное молчание по поводу нападающих и причин нападения… Какие-то внутренние проблемы? — небрежно спросил арр Вуэйн.
Пытается вытянуть информацию, — сообщил Аррек. А то я сама не знаю.
Видящие Истину уже сообщили ему, что нападавшие состояли в каком-то родстве с эль-ин, — сухо развил свою мысль мой консорт. — Не ври слишком нагло, это дурной тон.
Аррек, сам бывший Видящим Истину, причём, как я подозревала, одним из сильнейших в Эйхарроне, такие вещи чувствовал безошибочно. А в подобных ситуациях всё, что чувствовал он, тут же узнавала и я. Мы давно выработали стиль работы, когда сознания соприкасались тончайшей вязью личных, неотделимых от нашей сути и наших чувств друг к другу сен-образов. Когда мысли и озарения сплетались воедино, превращая нас в некое подобие цельного существа, в сплав общих способностей и озарений, по какой-то странной причине разделённый на два тела и две личности. В таком подобии транса мы становились много большим, чем могли быть по отдельности.
И сейчас, когда мы оба кипели взаимной обидой и непонятно чем вызванной яростью, это состояние было почти болезненным. И тем не менее мы оба заученно и без колебаний скользнули в него, и мысли не допуская оставить друг друга в одиночестве противостоять этим зубрам высокой политики.
Так далеко, как только можно. На расстоянии прикосновения. Дальше — немыслимо. Невыносимо оказаться дальше…
Я вежливо улыбнулась, на этот раз показав самые кончики белоснежных клыков.
— Незначительные, чисто родственные разногласия. Личного плана. Ничего такого, что касалось бы посторонних. — Правда, правда, и ничего, кроме правды! А также абсолютная, подкупающая искренность. Читайте в моём разуме на здоровье, господа арры. Если вам ваш не дорог…
Адрея и читает. И я, между прочим, тоже. Не становись слишком самоуверенной.
Значит, Адрея рискует. Ну, пусть её. Если найдёт что-нибудь интересное, может, даже поделится. Сама я уже давно отчаялась разобраться в том, что происходит в моей собственной голове.
— Эти личные разногласия случайно… не связаны с чудом, которое эль-ин явили миру сегодня утром?
Мне понадобилось довольно много времени и подсказка Аррека, чтобы понять, о чём он говорит. Чудо? Ах да, случайное воскрешение тех оливулцев. Неужели это было всего лишь сегодня утром? Время бежит…
— Насколько я знаю, нет. Там вообще было недоразумение, — я чуть повела ушами. — Право же, этот случай не стоит вашего внимания.
— Да, мы очень внимательно выслушали вашу пламенную речь после злосчастного… «недоразумения», торра Антея, — нагло глядя мне в глаза, улыбнулся Рубиус. — Очень… впечатляющее выступление.
Ну, Тэмино, ну, удружила! Я судорожно пыталась вспомнить, что успела ляпнуть в бессильной злости после того, как Обрекающая выкинула свой трюк. Аррек, негодяй такой, услужливо подсунул сен-образ с записью этого нелепого образца ораторского искусства. А заодно свои комментарии по поводу возможной реакции на него в различных общественных слоях Ойкумены. И отдельным блоком — выкладки по наиболее вероятным реакциям Эйхаррона. Картина получалась… безрадостной. Но не настолько плохой, как я опасалась. По крайней мере очередного крестового похода против богомерзких нелюдей пока не предвиделось. А вот новых вспышек ксенофобии избежать, похоже, не удастся.
Сдула со лба чёлку и ответила Лиран-ра Дома Вуэйн не менее наглым взглядом.
— Благодарю вас, дарай-лорд. — Затем, видя, как напрягся за своими непробиваемыми щитами юный правитель, опустила ресницы, пряча за ними сияющие режущим многоцветием глаза. — Но, похоже, вы всё-таки обеспокоены. Возможно, я смогу как-то развеять беспочвенные опасения?
— Моя леди, — Рубиус был безупречно вежлив и очень отстранён, — до сих пор Вы не давали Эйхаррону или же Дому Вуэйн никаких причин сомневаться в Вашей надёжности. Однако остальные обитатели Ойкумены, не столь близко с Вами знакомые…
Он позволил своему голосу этак намекающе затихнуть. А у меня в голове зазвенели тревожные колокольчики. Тон, интонации, ударения… То, как он подчёркивал голосом Вы и Ваш… Это совершенно определённо означало: «лично Вы» и «лично Ваш» — но никак не «весь народ эль-ин», и уж точно не «ваша преемница».
Но почему? С чего вдруг такое подчёркнутое внимание к этой проблеме? Неужели Аррек и тут успел приложить руку? Да нет, он не стал бы выносить наши семейные свары на внешнеполитическую арену. По крайней мере не на арену под названием Эйхаррон. Нет. Совершенно точно нет…
С другой стороны… Не постеснялась ведь Лейри впутать во всё это Тёмные Дворы…
Мои пальцы, лежащие на локте мужа, чуть напряглись, когти коротко впились сквозь тонкую ткань, но усилием воли я их снова расслабила. От Аррека пришло лаконичное:
Нет.
И эмоционально-императивное:
Успокойся.
Я успокоилась.
Птичьим движением наклонила голову к плечу, глядя на арров из-под золотистых прядей.
— Думаю, более умным было бы всё отрицать и постараться убедить обитателей Ойкумены, что этот случай им просто приснился. Однако после некоторых размышлений я пришла к выводу, что лучше избрать противоположную стратегию. Пусть о нас ходит как можно больше слухов: противоречивых, безумных, пугающих и откровенно нелепых. Пусть любой, кто попытается разобраться, что же такое настоящие эль-ин, будет погребён под массой исключающих друг друга догадок, — подкупающе улыбнулась. — Разве не такова всегда была стратегия арров?
— Не совсем, — довольно сухо и неожиданно недипломатично обронил Рубиус. — Великий Эйхаррон традиционно всегда предпочитал держаться в тени.
Конечно-конечно. Я приподняла уши и брови, изобразив на лице этакое лёгкое недоверие. Близко, близко. Почти…
И Лиран-ра Дома Вуэйн широко и подозрительно искренне улыбнулся.
— С другой стороны, Великий Эйхаррон не менее традиционно использует в своей внешней политике любую… неточность, которая может… мм… случайно появиться в суждениях вра… достойного партнёра. — Голос его был тих и приятен, лёгкие оговорки и паузы в речи исполнены столь артистически, что нам оставалось только улыбаться в ответ, показывая, что все оценили иронию по достоинству. — Самый простой план, который приходит мне в голову, в данном контексте может звучать так: «Втереться в доверие к правителю, запудрить мозги первому советнику, а затем столкнуть их между собой, чтобы были заняты и не смотрели по сторонам слишком пристально. И изредка корректировать события, если они вдруг начнут развиваться в неверном направлении».
Аррек импульсом послал мне краткое описание известного исторического прецедента, на котором базировалась эта явно бородатая шутка, объясняя, что же тут такого забавного. Дараи тихо и вежливо засмеялись.
А я…
Я застыла, глядя в пространство широко открытыми, невидящими глазами. Уши прижались к голове. Рот открывался и закрывался, губы двигались, но с них не слетело ни одного звука.
Весь окружающий мир растворился в приторном запахе горных цветов. Краски размазались, превращаясь в бешеное многоцветие. А когда к ушам вернулась способность слышать, а к разуму — умение мыслить, это был уже иной мир, окрашенный в иные краски. Будто детали бесконечно сложной головоломки вдруг сместились, неуловимо меняя положение, и по глазам ударил кристальной ясностью детально выверенный узор. Конечно. Ауте всемогущая, конечно. Как я могла раньше не видеть? Ведь всё так чётко, так предельно просто…
Адрея и Рубиус были на ногах, напряжены, окутаны вдруг отвердевшими щитами, готовые ко всему. Я не заметила их. Медленно, медленно, очень медленно повернулась к Арреку. Глаза его в этот миг были цвета расплавленной стали и совершенно шальные.
Мои губы поднялись в оскале, в котором не было и не могло быть ничего вежливого и ничего человеческого. Дикое, совершенно первобытное торжество, замешанное на старом, копившемся десятилетия гневе. Обнажённые лезвия клыков.
— Узнай мысли одного дарая, и ты узнаешь, как думают они все. Не так ли… любимый? — Я скорее мурлыкала, чем говорила. Если, конечно, мурлыканье может быть таким… жаждущим крови. В комнате стало ощутимо попахивать насилием.
На периферии зрения метнулось что-то огненное и убийственно мощное. Инстинкт самосохранения взял верх, я всё-таки отвела взгляд от мужа, пристально и спокойно посмотрела на двух переполошившихся дараев. Воздух вокруг Рубиуса почти кипел невыплеснувшимся пламенем, и я знала, что если князь сейчас хоть немного ослабит самоконтроль, мне не помогут никакие щиты. Есть огонь и огонь. А генетические эксперименты Дома Вуэйн не зря получили свою тихую, но весьма многозначительную славу.
— Антея-эль, послушайте, всё не так, как…
Никогда не думала, что вновь доведётся увидеть огненного Лиран-ра, лепечущего что-то в состоянии, близком к панике. Нет, Рубиус определённо слишком хорошо меня знает. Адрея вот так не перепугалась. Что не очень умно с её стороны.
Фыркнула. Прянула ушами. Тряхнула крыльями.
— О, я всегда знала, что задачей Аррека с самого начала было «…втереться в доверие к правителю, запудрить мозги первому советнику, а затем столкнуть их между собой, чтобы были заняты и не смотрели по сторонам слишком пристально». Ничего нового тут нет. А «изредка корректировать события, если они вдруг начнут развиваться в неверном направлении» — это вообще официальное описание работы консорта любой эль-леди. Так что не беспокойтесь, Высокий князь, вы не выдали своего суперсекретного шпиона.
Мы с Арреком снова сцепились взглядами. Снова блеснули клыки и заискрились опасным перламутром Вероятностные щиты.
— Но ведь классическую дарайскую стратегию, — я уже шептала так тихо, что едва сама себя слышала, — можно использовать не только на мне…
Тёмный король, воспылавший неожиданным желанием заполучить Кровь Дракона, и его — неужели и правда первый советник? — которому вдруг приспичило вернуть Раниелю-Атеро какой-то древний должок, прирезав бедную меня. Нет, это слишком шикарно, чтобы быть простым совпадением!
— И мне никогда не приходило в голову, — шёпот-мысль, на грани сен-образа, — что использовать эту стратегию может не только дарай…
Лейруору тор Шеррн, воспитанница и выученица Аррека, с младых ногтей обучаемая им искусству тонкой и циничной политической интриги. Так очевидно…
Почему же я сразу не подумала, что и сама могу сыграть в эту игру?
Потому что терпеть не могу в неё играть.
Втереться в доверие… запудрить мозги… столкнуть лбами.
Перед моим мысленным взором встало расписание на завтра. В нём на гордом месте между обедом и Балом появился новый пункт: «Нанести официальный визит Тёмному Королю». План казался элегантным в своей наивно-жестокой простоте. Мои губы изогнулись, где-то в горле зародилось рычание. Так. И так.
На самом деле всё очень просто.
Антея, нет.
Щиты Аррека истончились — единственный признак волнения, который он себе позволил. Со стороны, наверное это было почти незаметно.
Зато не заметить, что обе его руки вцепились в мои запястья, да так, что пальцы побелели, было сложно. Особенно учитывая аррский пиетет к любого рода прикосновениям.
Кистей я уже почти не чувствовала.
— Антея, не смей. — Тихо и очень властно. И вслух. Никогда он не усвоит, в чём заключается роль порядочного мужчины. Впрочем, назвать Аррека порядочным…
— А почему бы и нет? — мечтательно улыбнулась. В душе танцевали чертята Ауте. Ох, и повеселюсь я завтра!
Будет так смешно…
— Антея, — он почти рычал.
В другой день меня бы это здорово испугало. Сейчас я лишь расхохоталась.
— Аррек, я люблю тебя беззаветно! Но, во имя Ауте, неужели ты за тридцать лет так и не понял, кто я и что я?
На нашей личной волне вплела в кажущуюся весёлой фразу рубящий сен-образ: «Ты, Видящий Истину!» — и это был шантаж. Если он не отложит назревающую разборку до более благоприятного момента, я выдам двум дараям его секрет. Его тщательно скрываемую от всех способность видеть. И тогда от призрачной свободы младшего князя Великого Дома не останется и следа. Да, любимый. Я так и сделаю, не сомневайся. Ты первый начал впутывать в наши споры жутковатых родственничков и подкладывать под отношения непредсказуемые политические бомбы. Но меня только что озарило: в эти игры можно играть вдвоём.
И ещё вопрос, кто сыграет лучше.
Понял. Ломающее кости давление на запястьях ослабло, его руки соскользнули, на прощание погладив мои кисти мрачным обещанием. Дискуссия будет продолжена. Но не здесь. Не сейчас. Не при такой аудитории.
Я взмахнула ресницами. Повернулась к Адрее и Рубиусу, которые, казалось, затаили дыхание, глядя на наше маленькое представление. Погодите, сияющие вы мои, ни-че-го вы пока не видели…
Арр Вуэйн, видя, что смертоубийства вроде бы не будет, несколько притушил свою силу. Заговорила госпожа Дома Тон Грин, до сих пор сохранявшая мудрое молчание.
— Хранительница Антея. Не будете ли вы так добры объяснить, что происходит?
Голос её звучал довольно холодно. Сама золотисто-шоколадная дарай-леди казалась бледной и какой-то… потрясённой, что ли. Ну конечно, она ведь пробовала меня читать, и, похоже, небезуспешно. Мало кто из людей сегодня отваживается на подобные глупости. Разум эль-ин (если, конечно, бардак, творящийся в наших непутёвых головах можно назвать разумом) затягивает. Не успеваешь оглянуться, как ты уже тонешь в совершенно чуждой, лишённой логики и линейности системе чувствования и мышления. Неосторожный медиум, заглянувший слишком глубоко, сходил с ума буквально в течение нескольких минут. Пытаясь защитить глупых смертных от подобной угрозы, я начала практиковать создание ментальных блоков и прочей дребедени, призванной закрыть разум от вторжения извне.
Но закрыться от специалиста уровня Адреи, разумеется, было нереально. Она без труда пробилась сквозь чисто символические щиты и даже смогла понять что-то из увиденного в чужом разуме. Должно быть, помогла призрачная доля древней крови, которую я давно подозревала в этой умной и опасной женщине.
Но кровь кровью, а вот трансформация-озарение, которая охватила меня после неосторожных слов Рубиуса чуть было её не убила. Судя по всему, дарай-леди в последний момент успела-таки убраться из чужого разума. Получив, впрочем, весьма и весьма чувствительный ментальный щелчок. Сейчас она несколько судорожно куталась в свои Вероятностные щиты, морщилась при слишком громких звуках… и старательно не воспринимала исходящие от меня эмпатические волны.
— Не обращайте внимания, высокая леди, — промурлыкала я. Попыталась представить, как на такое можно умудриться не обратить внимания. Подавилась смешком, чихнула, встряхнулась. У меня было отличное настроение, которое любой человек назвал бы абсолютным сумасшествием, а любой эль-ин — состоянием, довольно опасным для окружающих. Окружающие об этом, кажется, догадывались. По крайней мере, никаких протестов после моего возмутительного предложения не последовало. Три пары очень выразительных дарайских глаз смотрели на меня с глубоким опасением.
— Да? — вопросительно произнесла Адрея. Таким спокойным, тщательно сыгранным нейтральным тоном.
— Мне только что пришла в голову пара идей по поводу того, что можно сделать с… незначительными родственными разногласиями… и мелкими, случайными недоразумениями, пожалуй, тоже, — я улыбнулась. Они почему-то не отреагировали, закутанные в тишину и неподвижность.
— Будет интересно.
— Несомненно, — так же нейтрально произнесла Адрея арр Тон Грин.
Ну ладно, хорошего понемножку. Я на мгновение прикрыла глаза в короткой и острой, как вскрик в ночи, медитации, а когда вновь очнулась, пьяное безумие исчезло, оставив только спокойную решимость. Рубиус чуть изменил положение, я поняла, что ещё миг — и он вызвал бы охрану. Чуть печально улыбнулась огненноволосому властителю, затем сделала отрицательное движение ушами. Он, конечно, не понял. Северд-ин скользнули обратно в призрачность своего ожидания.
— Вернёмся к делу, господа?
Обмен взглядами. И вновь, на правах хозяина, слово взял Рубиус.
— Вы просили о встрече, Хранительница. Могу я узнать о причине? — Он был серьёзен. Обычно «встречи» такого уровня не проводятся без предварительно утверждённого регламента и списка обсуждаемых вопросов, но к эль-ин никто и никогда не применял слово «обычно».
Я пожала плечами — типично человеческий жест. Аррек же был неподвижен, сиятелен и как никогда похож на дарая.
— Прежде всего, я хотела бы лично пригласить вас двоих на Бал в честь дня Сотворения, который завтра вечером даю в Шеррн-онн.
Кажется, мне удалось их огорошить. Более проницательная Адрея бросила короткий взгляд на Аррека, но тот ничем не выдал своего отношения к идее. Отстранён и холоден, точно статуя. Дарай-лорд.
Я научилась не нервничать из-за этой неподвижности Истинных дараев, к которой они прибегали, когда хотели закрыться. Но так и не смогла понять её. И смириться.
Пустота. Мёртвая, полностью лишённая дыхания и движения. Пугающая. Они прятались за своими Вероятностными щитами, такие прекрасные, такие совершенные, такие мёртвые. Прятались за щитами, которые не могла постичь, с которыми не могла танцевать ни одна вене.
Они заставляли меня чувствовать себя уязвимой. Ужасно.
Меня бесило бесконечно, когда Аррек тоже так делал и он отлично об этом знал. Лучше бы он дрался, ругался, устраивал гадости. Всё, что угодно, лучше этого проклятого чувства, будто его здесь вообще нет, никогда не было и скорее всего, не будет.
— Приглашение на Бал. И это всё?
— Приглашения должны были разослать всем членам Малого Конклава ещё позавчера. Я понимаю, что это слишком неожиданно, но точная дата события была определена лишь недавно. Скорее всего, большинство дарай-лордов и леди не смогут присутствовать. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы двое появились. Это важно.
Не будь так уверена.
Аррек. Разморозился наконец недостижимый мой. И как! Меня чуть с кресла не выбило его сен-образом. Лучше бы и дальше изображал собой ледяную статую… Хотя… Нет, пожалуй, не лучше.
Мы всегда знали, что этот день настанет, Аррек.
Я постаралась, чтобы мысль-ответ прозвучала спокойно, печально, понимающе. Хотя в душе уже почти не осталось для этого мужчины ни спокойствия, ни печали, ни, тем более, понимания.
Кажется, взаимно.
— Похоже, планируется не просто Бал? — вопросительно поднял бровь Рубиус, не подозревая о разгоревшейся в двух шагах от него дуэли воли и образов.
Этот день не «настал». Ты его назначила! Сухо и враждебно.
Да. Не спорить же, в самом деле, с очевидным.
Я посмотрела на Лиран-ра Дома Вуэйн очень серьёзно, почти успешно пытаясь отключить мысли и эмоции от того, что тихо и обвиняюще передал мне сейчас по нашей личной связи Аррек:
Вновь встают с земли
Опущенные ветром
Хризантем цветы.
Образ белых цветов, традиционно сплетённый с образами стойкости и воли, мелькнул перед глазами осенней тоской и приглашением заглянуть во тьму собственного сердца. Он обвинял меня в слабости. В недостатке стойкости, в трусости, в подчинении. Он оскорблял и в то же время всем этим образом, всем построением единой, цельной мысли давал надежду. Просил попытаться.
Я чуть повела ушами в сторону Рубиуса.
— Не просто. Будут присутствовать Матери почти всех кланов Эль-онн.
Дараи не могли не понять, что это означает. Случаи, когда Матери кланов вступали в контакт со смертными, можно было пересчитать по пальцам одной руки (деятельность вашей покорной слуги не в счёт — я плохо подходила на роль статистического показателя). То, что все высшие эль-леди должны были собраться в одном месте и приглашали на это собрание людей… О да! Планировался отнюдь не просто Бал.
Одновременно Арреку:
Стоят преграды на Пути,
Их обходить без толку —
Каждый воин
На смерть
С улыбкою идёт.
Скорее для себя, чем для начавшей вновь прислушиваться Адреи, сплела сложный эмоциональный фон из таких противоречивых порывов, что в уголках глаз собралась глухая боль. Всё так запутано…
— И всё-таки: не могли бы вы выразиться чуть конкретнее, Антея-эль, — очаровательно улыбнулся Рубиус. Упускать шанс поторговаться и узнать что-то новое он не собирался.
— Это религиозное событие, — я взмахнула пальцам пытаясь обозначить что-то сложное и многослойное, передающее всю неоднозначность понятия «религия» в теократическом обществе. Трудно общаться с помощью только слов, без сен-образов.
От Аррека.
Ты говоришь, что не хочешь быть
Никому никогда рабой…
Значит, будет рабом
Тот, кто будет с тобой.
От меня. Уже не утруждая себя изящными сен-образами. Ты волен уйти в любую минуту.
Стерва. От Аррека.
Предатель. От меня. Не совсем справедливо, но с чувством. Достал.
Пауза.
Тебе не нужно наказывать себя, Антея. Позволь себе плеснуть скорбь по-другому.
Не знаю, почему я его не ударила.
Безмятежно улыбнулась Рубиусу.
— Кроме того, я хотела бы представить завтра свою Наследницу.
Это заявление было подобно взорвавшейся бесшумной бомбе. Даже высшие дараи, прошедшие многолетнюю школу дипломатии, резко выпрямились, не в силах скрыть удивление. Аррек закрылся, прекращая бесполезный спор. Оставалось молиться, чтобы его самообладания хватило до того момента, пока мы не окажемся одни.
Я подалась вперёд.
— В Конклаве Эйхаррона существует определённое напряжение по поводу той, которая будет после меня на посту Хранительницы. Я понимаю, всех волнует вопрос, удастся ли её контролировать. Завтра вы сможете встретиться с Лейруору тор Шеррн и получить ответы на все неясные вопросы, — с искренней и прямой наивностью, совершенно выбивающей из колеи этих любителей интриг и намёков, сказала я. Затем тихо попросила: — Мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали. Хотя бы как мои друзья.
Адрея подняла руку к губам, и мягкий звон её браслетов заставил меня гадать, не слишком ли много сказано.
Рубиус прищурился.
— А это удастся?
Я вопросительно повела ушами.
— Её контролировать?
Ну и вопрос! Я засмеялась.
Опасный вопрос, вопрос-ловушка. Он вывел нас на очень зыбкую, потенциально предательскую почву. Во всех смыслах этого слова.
— Не знаю, — я отвечала абсолютно правдиво, как и всегда при общении с ними. — Можете попробовать. У неё тонкое чувство юмора, она не обидится.
— Аррек рассказывал, — небрежно бросил огненный арр Вуэйн, и я улыбнулась в ответ на столь откровенную провокацию.
— Хорошо, — я и на самом деле была довольна.
Сказано было много больше, чем способно уместиться в словах. Адрея и Рубиус переглянулись, потом чуть склонили головы.
— Мы придём.
Не думаю, чтобы эти двое способны были осознать, что именно произошло только что в этой комнате, но даже то, что они смогли уловить, более чем оправдывало кажущуюся на первый взгляд суматошной, почти бессмысленной встречу. А если нет… что ж, они должны были научиться не делать излишне поспешных выводов о действиях эль-ин.
— Благодарю вас. — Упавшие на лицо золотые пряди скрыли глаза, в которых смешались все драгоценные камни Вселенной и все цвета спектра, но в которых не было места ничему единому и цельному.
Аррек поднялся, светским движением протягивая мне руку, и я тоже скользнула на ноги, грациозная и почти уже потерянная для этого мира. В теле ощущалась странная лёгкость и онемение. Молчаливые и сдержанные прощальные поклоны, шелест крыльев и заученные движения ритуала. Казалось, мы танцевали какой-то сложный придворный танец, строгий и скорбный, совершенно беззвучный. Я не столько прошла, сколько проскользнула к выходу плавная непрерывность движений, рука покоится в руке Аррека, Вероятностные щиты окутали плечи, будто плащ, наброшенный заботливой и любящей рукой.
— Антея…
Я повернулась. Выражение лица Адреи арр Тон Грин было невозможно определить, но теперь в нём не осталось и следа от привычно-невыразительной дарайской маски. Было мгновение, когда мне показалось, она заговорит, но потом темноглазая леди лишь без слов покачала головой.
— Спасибо, — ответила я на её молчание и, повернувшись, выскользнула из этой комнаты и из этой реальности.
* * *
Домой мы вошли рука об руку, исполняя всё тот же молчаливый и грациозный ритуал. Скользнули в малую гостиную, отпуская телохранителей и позволяя мощнейшим защитным заклинаниям онн сомкнуться за спиной. Аррек подвёл меня к изящному креслу чёрного дерева и усадил, двигаясь всё в том же ритме безмолвного придворного танца. Отошёл к столу, на котором нас ждали бутылка охлаждённого вина и два тонких прозрачных бокала.
Комната была погружена во тьму. Серебристо-синие блики медленно скользили по стенам, окрашивая всё в нереальные лунные тона, угольно-чёрная мебель разрезала гармонию непрерывности, создавая тревожное и бередящее душу настроение. Сияющая фигура Аррека казалась на этом фоне чем-то невыразимо прекрасным и очень, очень далёким.
Сегодня — последняя ночь. Во всех смыслах.
Наконец-то.
Он скользнул ко мне — лишённая жизни фигура. Протянул бокал красного вина. Когда мы сомкнули на мгновение хрупкие хрустальные сосуды, тонкий звон заполнил пустые комнаты и коридоры, знаменуя начало новой битвы.
Понимал ли Аррек, что я только что сделала? Понимал ли до конца, чем завершилась эта сложная, многослойная интрига?
Он никогда не позволял мне заглянуть дальше определённого предела. Всегда была грань, некий барьер, нерушимо сплетённый из непроницаемых Вероятностных щитов и первородной дарайской гордости. Что-то, чего я не понимала. Что-то, что оставляло меня потерявшей ориентиры в этом непонимании.
Так и должно быть. Ни одно существо не может быть полностью открыто взгляду извне, в противном случае оно потеряет нечто большее, чем право называться самим собой. Но… эти ограничения должны распространяться на обе стороны. В противном случае, какой в них смысл?
Аррек никогда особенно не старался проникнуть в мои тайны. Ему было интересно разгадывать эль-ин и меня в частности, но интерес этот казался несколько… академическим, что ли. Так интересно открыть новую редкую книгу, разгадать новый, запутанный шифр. Если же я говорила «нет», он никогда не настаивал на том, чтобы заглянуть дальше.
Зачем? Зачем заглядывать вглубь того, что всегда можешь изменить по своему желанию? И он менял. Лепил по своему образу и подобию. Нет, не так. Он лепил меня по тому образу, что жил в его сердце. Всё ещё. Всегда.
Вене. Мы впитываем образ, как храмовая танцовщица впитывает молитву поз и движений. И столь же легко его отбрасываем.
Всё ещё.
Всегда.
Аррек отказался дать мне понимание того, что он есть на самом деле.
Его право.
Я философски пожала плечами и взяла это знание у другого. Когда Рубиус арр Вуэйн бросил за пределы своих щитов столь неосторожные слова и ещё более неосторожные мысли, я была более чем готова их поймать. Подхватить. Влить в музыку. Вплести в танец. Трепетом ресниц, ритмом крови в своих венах. Я танцевала. И тогда ослепительной острой, болезненной вспышкой озарения — я стала дар-княгиней. И тогда, в эту краткую долю мгновения — такую краткую! — я поняла. И знала теперь, что мне делать.
Что увидел в тот момент Аррек? Истину. Какой бы ни была.
Что увидели Рубиус и Адрея? Эль-ин, на мгновение дыхнувшую перламутром. Прижатые к черепу уши и оскалённые клыки. Первозданную дикость.
А ещё — руки моего консорта. Тонкие, сильные пальцы Целителя, так сильно сжимавшие мои кисти, что ещё мгновение, и хрупкие косточки были бы сломаны. Так сильно — и в то же время совершенно бесполезно.
Они увидели, если отбросить всё лишнее, обычную семейную ссору. Живое, шипящее и скалящее клыки доказательство того, что эль-леди невозможно контролировать, приставив к ней мужа. Скорее наоборот. Оч-чень наоборот. Вряд ли сами высокие лорд и леди это осознавали: после сегодняшнего вечера у них не будет особых возражений против того, чтобы Хранительницей стала эль-ин, не связанная с Эйхарроном уж слишком тесными эмоциональными узами.
А мнение этих двоих будет иметь решающее значение в данном вопросе.
Я отпила тёмно-красного, терпкого вина и подняла бокал, любуясь игрой света и тени. По губам змеилась медленная, совсем невесёлая улыбка. Дараи. Так уверены, что ничто не может затронуть их эмоций, надёжно защищены непроницаемыми щитами. Так абсурдно считающие, что если в сознании собеседника не светятся блуждающими огнями мысли о хитром и коварном трёхслойном плане, то и плана этого нет и быть не может. Люди…
Ауте, как они примитивны.
В такие моменты мне иногда казалось, что эти существа слишком глупы, чтобы выжить в нашем самом лучшем миров.
В такие моменты я сама казалась себе… старой.
Аррек сидел напротив, в другом конце комнаты, и его перламутровая кожа казалась единственным светлым островом в море зыбкой, неустойчивой тьмы.
Движение. Мой консорт поднял свой бокал и молча отсалютовал мне.
— Блестяще. Очень ловко проделано, любимая, — первые слова, нарушившие тишину. Голос его был очень музыкален и, как всегда, очень красив.
Отмахнулась движением ушей.
— Ты и половины не понял из того, что я сделала. — Потом, после паузы: — Не уверена, что сама это понимаю.
Улыбнулся. По крайней мере я предпочла счесть это улыбкой, кривящейся среди неустойчивой игры теней.
— «Эль-ин, тем более Мать Клана, ничего не делает только по одной причине», — процитировал он. — Об этом легко забыть. Особенно, когда речь идёт о тебе.
И через некоторое время:
— Приношу свои извинения.
Я молчала.
Аррек сделал ещё один медленный глоток, ни на секунду не отрывая от меня пристального взгляда. Ни любви, ни доброты, ни жалости не осталось в знакомых глазах. Только сталь.
— Я нашёл способ обмануть истощение туауте. Технические подробности утомительно сложны, но основывается всё на том, что ты — вене, обладающая фактически неисчерпаемым потенциалом физической и психической адаптивности. А я — твой риани, что означает связь на очень глубоком энергетическом уровне. Потребовалось разработать тонко сбалансированную систему влияний и контрвлияний, но общую идею ты должна была уловить из тех листов, которые передала Лейри. На начальном этапе процесса я подключаюсь к вегетативным и мотивационно-волевым компонентам и корректирую каскад реакций так, что истощения и последующей смерти не происходит. Осуществляется постоянная энергетическая подпитка. Коррекция должна идти непрерывно, хотя и может осуществляться на расстоянии.
Я прикрыла глаза, обдумывая этот сухой, сжатый отчёт.
— Этот способ годится только для нас двоих или может быть применён другими?
— Почему бы и нет? — равнодушно пожал плечами Аррек. Я ещё вспомню ему это равнодушие. — Если эль-ин будет из генетической линии Тей. Если её риани будет Целителем моего уровня… и Видящим Истину.
Ясно.
— Согласие пациента для данной процедуры не требуется?
Равнодушно. Профессионально:
— Нет. Ни осведомлённость, ни добровольное согласие объекта особой роли здесь не играют.
— Влияние на Целителя?
— Постоянная энергетическая подпитка — занятие довольно утомительное. Осуществляющий её сокращает продолжительность собственной жизни. Где-то на четверть.
Это всё-таки заставило меня сделать паузу. Ненадолго.
— Каково максимальное расстояние, на котором возможно поддержание этой связи?
— Как для любой пары вене и риани. Неограниченно.
— Если одна из сторон погибает?
— Смерть донора повлечёт за собой активизацию процесса туауте и через некоторое время — гибель реципиента. Смерть реципиента на доноре отразится как сильный соматический и психический шок, но не намного сильнее обычного шока, возникающего при разрыве связи вене-риани.
На этот раз я замолчала надолго. Потом:
— Не знаю, почему я не приказала тебя убить. — Холодно. Сухо. И настолько серьёзно, что любого другого я могла бы даже напугать. Впрочем, гнева не было. Не было вообще никаких эмоций, ничего в этом мире как будто уже не осталось, кроме цели.
— Потому что слишком хорошо умеешь просчитывать политические последствия, — равнодушно отозвался сиятельный дарай-князь и сделал ещё один глоток. Встал. Подошёл к просвету между ветвями и застыл, глядя в расстилающуюся снаружи звёздную тьму. Руки его были скрещены на груди, бокал свободно покачивался в расслабленных пальцах. Хрупкое стекло ловило и преломляло едва заметное перламутровое сияние дарайской кожи, чёрная одежда и чёрные волосы заставляли тело растворяться в неверной тьме.
Он был самым прекрасным существом, которое мне когда-либо доводилось видеть. Всё ещё. Всегда.
Просто с определённого момента это перестало иметь значение.
— Не могу не признать действенность того, что ты планируешь. Если сможешь провернуть всё так же тонко, как сегодняшнюю манипуляцию с Домами Вуэйн и Тон Грин, то эффект… мне даже сложно себе представить, каким он будет, — он поднёс бокал к губам, не отрывая взгляда от тьмы снаружи. — После завтрашнего вечера Ойкумена уже никогда не будет прежней.
Я опустила ресницы. Итак, он всё-таки признал, что завтра будет вечер, будет всё то, что я на этот вечер запланировала. Последние тридцать лет дарай-князь весьма последовательно игнорировал саму возможность подобного развития событий.
Победа не принесла ни радости, ни даже торжества. Существо, которым я была, зашло уже слишком далеко по избранному пути, чтобы испытывать подобные чувства.
Интересно, как много Видящий Истину понял из того, что я сделала сегодня с Рубиусом и Адреей. Судя по всему, Аррек узнал о моих планах относительно арров где-то между утренним нападением на Оливуле и тем моментом, когда, пылая холодной яростью, ворвался в Дом Вуэйн и бесцеремонно настоял на своём участии в беседе. Можно даже догадаться, кто именно его просветил. Только вот зачем? Что такого важного было заключено в присутствии консорта Хранительницы на этой встрече? Не могли же они на самом деле думать, что Арреку удастся мне помешать. Он и пробовать по-настоящему не стал.
Дарай-князь отвернулся от окна и двинулся ко мне, медленно и плавно, грациозным скольжением не то воина, не то танцора. Забрал мой бокал и поставил на стол. Два пустых бокала. Рядом.
Пальцы сплелись, когда он подал руку, чтобы помочь мне встать, пальцы коснулись волос, путаясь в золотистых прядях.
Одиночество сияющим
Бесчувственным клинком
Рассекает мне душу
В холодном мерцании
Звёзд.
Это не было ещё одним аргументом в споре, не было ещё одной попыткой набросить формирующую структуру на гибкое и хаотичное мышление вене. Сен-образ не коснулся сознания, не впился, точно пиявка, в податливые эмоции. Образ-сожаление соскользнул с тонких и сильных пальцев, запутался в моих волосах звёздным светом и одиноким ветром.
Жалости не было. Не было печали. Для этого, наверное, я тоже слишком далеко зашла.
В покое сидит
На песчаной косе
Ждущий прихода друга.
Душа и помыслы его
чисты.
Чисты и безмятежны. И безжалостны. Как звёзды.
Рука об руку мы вошли в спальню. Танец условностей, полный непроизнесенных слов и ритуально-бессмысленных движений.
Время ушло. Мы не заметили, когда и как это случилось, но сегодня, тёмной и молчаливой ночью, вдруг обнаружили, что оно убежало, что времени больше нет. И что мы так глупо, так бездарно его растратили.
То немногое, что ещё осталось от отпущенного нам времени, нельзя было тратить ни на споры, ни на сон. Лишь под утро:
— Аррек?
— Да, малыш.
— Слушай, ты не находишь, что происходящее… не лишено своеобразной иронии?
— В абстракции. «Признаюсь, когда дело дошло до практики, мне стало уже не так легко хихикать над нелепостью ситуации».
— О!
Я узнала цитату. И смутилась.
Через пару минут:
— И всё-таки это забавно. Я имею в виду… трагичность, серьёзность, углублённость в себя. Почему, когда пытаешься быть умной, чувствуешь себя как последняя дура?
Звук, словно из него вышибли весь воздух. Что-то среднее между стоном и смехом.
— Сокровище моего сердца… сделай одолжение… замолчи!
Я замолчала.
Золотой пожар сияющей кожи, тёмный янтарь глаз, яростное пламя локонов. Когда ты заходишь в комнату, которой оказал честь своим присутствием Рубиус арр Вуэйн, то замечаешь Рубиуса и только Рубиуса. Если не ослепнешь, то не исключено, что сможешь взять себя в руки и начать обращать внимание на всё остальное.
В нём мало осталось от запутавшегося, мечущегося в капкане неразрешимой моральной дилеммы мальчишки, которого я когда-то возвела на трон. И дело даже не в том, что обещание редкой огненной красоты сбылось. И не в том, что закованное в чёрный шёлк тело излучало почти осязаемую силу. Нет, взгляды и души приковывала удивительная, яростно-спокойная цельность его личности. Незауряден и уверен в себе был Лиран-ра, глава Великого Дома Вуэйн. Он, казалось, мыслил и действовал вне привычных всем категорий, легко выходя за поле проблемы и делая из очевидных фактов совершенно нетрадиционные выводы. Слова «благо клана» уже давно перестали быть фетишем для него. Мысли этого человека двигались не по прямой, и даже не по кривой, а путём сложных многомерных скачков, странных даже на взгляд эль-ин. И в этом он был красив, как может быть красиво грозящее вырваться из-под контроля пламя, как может быть прекрасна застывшая перед взрывом суперновая. Он был красив той красотой, которую эль-ин ценили превыше всех других добродетелей, ради которой шли на смерть и обрекали на жизнь. За тридцать лет он достаточно нас изучил, чтобы знать об этом. И пользовался своим знанием со спокойной безжалостностью чистокровного арра.
Тридцать лет мы с Рубиусом танцевали на политической арене Ойкумены, вместе постигая эту нелёгкую, часто (слишком часто!) кровавую науку. Там, где танец интриг и предательства оставлял меня опустошённой, с израненной душой и покалеченным телом, в дарай-князе лишь ещё ярче разгоралось пламя, погубившее столь многих его братьев и сестёр по клану. Аррек, следящий за своим Лиран-ра испытующим взглядом окончательного судьи (а если понадобится, то и палача), утверждал, что молодой князь достаточно тонко чувствует грань и не сорвётся с неё. Я… я пила его красоту. И зачарованно размышляла, какова будет первая встреча этого огненного духа с Лейруору…
Ох и натворит без меня делов эта парочка едва оперившихся юнцов! Ветер и скалы, лёд и пламя. Только бы друг с другом не сцепились, выкормыши мои неуёмные. А то ведь разнесут всю Ойкумену вдребезги и скажут, что так и было…
Кивком поприветствовав поднявшегося мне навстречу огненноволосого Лиран-ра, я усилием воли отвела взгляд от его сияющего великолепия и повернулась к царственно сидящей на кресле-троне женщине.
От кончиков коротко остриженных волос до кончиков сияющих ногтей вся она — высокая дарай-княгиня, Лиран-ра своего собственного, небольшого, но очень и очень влиятельного Дома. Адрея арр Тон Грин, признанный специалист по международной политике, самый высокооплачиваемый дипломат Эйхаррона. Будто полуденное солнце, увиденное сквозь призму тёмного стекла. О нет, она не бросается в глаза так, как огненный, сияющий рубинами и сырой силой Рубиус. Но, однажды взглянув на неё, забыть уже невозможно. Свет преломляется за миллиметр до тёмной, шоколадного цвета кожи, рассыпается ровным светло-золотым сиянием. Видели ли вы когда-нибудь золотой перламутр? Видели ли вы радугу чистого, светлого золота? Нежный кокон сияния охватывал аскетичную фигуру, превращая её в пугающую языческую богиню, в совершенное воплощение томной и экзотической красоты истинной дарай-княгини. Это изысканно-золотое видение взирало на вас огромными, удлинёнными, чуть изгибающимися к вискам глазами, намекающими на древнее и почти потерянное родство с предками моего народа. Глаза… строгие, жаркие, глаза бездонной, агатово-чёрной темноты. Волосы падали вокруг удлинённого лица прямыми короткими прядями цвета горького шоколада: тёмные, блестящие, почти чёрные.
От неё пахло корицей и чёрным деревом. На ней был узкий хитон, перехваченный под грудью и на бёдрах тяжёлыми золотыми украшениями, на запястьях и лодыжках едва слышно звенели старинные резные браслеты. Её самоконтроль всегда был безупречен, её разум твёрд, а сила отточена не хуже моей аакры.
Во взгляде тёмных глаз мне всегда чудилась глубина, магнетическая и затягивающая, почти непреодолимая. А ещё знание, которого нет и, возможно, никогда не будет у яркого, огненного Рубиуса.
Едва войдя в комнату, я сразу же, каким-то спинным рефлексом классифицировала Рубиуса как угрожающего скорее мне лично, а Адрею как бесконечно более опасную для моих планов.
И оба они были моими друзьями. В эль-инском понимании этого слова. Друзьями, с которыми приятно быть врагами. Врагами, с которыми можно обменяться дружескими улыбками. Старательно пряча клыки.
Только в языке эль-ин одно слово может иметь столько значений. И так зависеть от контекста. Я улыбнулась своим «друзьям-врагам». Старательно пряча клыки.
— Эль-леди. Аррек, — Рубиус склонился в ритуальном, подчёркнуто-уважительном поклоне. — Я рад, что вы все смогли выбраться к нам. Добро пожаловать в Дом Вуэйн.
— Леди арр Тон Грин. Лорд арр Вуэйн, — я подняла крылья и склонила уши в эльфийском эквиваленте придворного расшаркивания. Мысленно пнула себя за то, что приветствовала хозяина Дома вторым, отдав предпочтение гостье. Даже после стольких лет общения с аррами мне было сложно приспособиться к тому, что у арров мужчина официально может занимать более высокое положение, нежели женщина. Впрочем, Рубиус слишком хорошо меня знал, чтобы обижаться на подобные мелкие ляпы. — Прошу прощения за все эти неувязки в расписании. К сожалению, появилось несколько непредвиденных и весьма досадных обстоятельств, нарушивших мои планы.
— Да, мы… слышали о некоторых досадных обстоятельствах, — пристально глядя мне в глаза, сказала Адрея. Затем покосилась на тонкий, мерцающий в воздухе экран, на котором сейчас как раз в замедленном режиме показывали последние кадры моего грандиозного сражения с тёмными. Судя по всему, мы ворвались в разгар обсуждения последних новостей из Оливулской Империи.
Я полюбовалась на Аррека, уносящего на руках раненого ребёнка, затем оценила сценическую эффектность последней сцены: золотоволосая Хранительница картинно падает к ногам своего растерявшегося белокрылого военачальника. Возникло почти непреодолимое желание зааплодировать, но незаметный ментальный пинок от Аррека пресёк такое недостойное важных дипломатических переговоров побуждение. Пришлось ограничиться выражением вежливого интереса на физиономии.
Адрея чуть улыбнулась, но тут же вновь посерьёзнела.
— Эль-леди… вы… быть может, стоит отложить эту встречу на более позднее время?
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она хотела сказать. Дарай-княгиня беспокоилась, не пренебрегаю ли я собственным здоровьем. Не отправилась ли заниматься делами, в то время как по уму мне следовало бы отлёживаться и зализывать раны. Раздражение вспыхнуло и тут же потухло. Глупо ждать от людей, даже если они арры, эльфийского взгляда на жизнь. Предполагалось что я должна быть благодарна высокой дарай-леди за заботу. А не беситься из-за подразумеваемого оскорбления.
— Благодарю вас, ваша светлость, я вполне способна определить пределы собственной выносливости и не требовать от своего тела больше того, на что оно способно.
Спокойно, Антея. В конце концов, ты сама с первой встречи усиленно будила в ней жалость и материнский инстинкт. Теперь терпи.
Я чуть раздражённо повела ушами в сторону Аррека показывая, что принимаю упрёк.
— Прошу вас, садитесь, — Рубиус изящным жестом обозначил два высоких кресла, явно приготовленные для нас с Арреком. — Не желаете ли освежиться?
Это предложение пришлось со вздохом отклонить. Нет, после всех событий и треволнений я была отнюдь не прочь заморить червячка, но если поставить перед голодной эль-ин что-нибудь съестное, то ничего, кроме съестного, данная эль-ин в течение некоторого времени воспринимать не сможет. Лучше не смешивать обед и дипломатические изыски. По крайней мере до тех пор, пока не наступила стадия, на которой начинаешь с гастрономическим интересом поглядывать на «высокие переговаривающиеся стороны». В этом случае «стороны» почему-то резко начинают нервничать. Никогда не могла понять почему.
Рубиус чуть склонил к плечу свою буйную рыжую голову.
— Признаюсь, сегодняшние события застали всех врасплох. Эль-ин хранят такое таинственное молчание по поводу нападающих и причин нападения… Какие-то внутренние проблемы? — небрежно спросил арр Вуэйн.
Пытается вытянуть информацию, — сообщил Аррек. А то я сама не знаю.
Видящие Истину уже сообщили ему, что нападавшие состояли в каком-то родстве с эль-ин, — сухо развил свою мысль мой консорт. — Не ври слишком нагло, это дурной тон.
Аррек, сам бывший Видящим Истину, причём, как я подозревала, одним из сильнейших в Эйхарроне, такие вещи чувствовал безошибочно. А в подобных ситуациях всё, что чувствовал он, тут же узнавала и я. Мы давно выработали стиль работы, когда сознания соприкасались тончайшей вязью личных, неотделимых от нашей сути и наших чувств друг к другу сен-образов. Когда мысли и озарения сплетались воедино, превращая нас в некое подобие цельного существа, в сплав общих способностей и озарений, по какой-то странной причине разделённый на два тела и две личности. В таком подобии транса мы становились много большим, чем могли быть по отдельности.
И сейчас, когда мы оба кипели взаимной обидой и непонятно чем вызванной яростью, это состояние было почти болезненным. И тем не менее мы оба заученно и без колебаний скользнули в него, и мысли не допуская оставить друг друга в одиночестве противостоять этим зубрам высокой политики.
Так далеко, как только можно. На расстоянии прикосновения. Дальше — немыслимо. Невыносимо оказаться дальше…
Я вежливо улыбнулась, на этот раз показав самые кончики белоснежных клыков.
— Незначительные, чисто родственные разногласия. Личного плана. Ничего такого, что касалось бы посторонних. — Правда, правда, и ничего, кроме правды! А также абсолютная, подкупающая искренность. Читайте в моём разуме на здоровье, господа арры. Если вам ваш не дорог…
Адрея и читает. И я, между прочим, тоже. Не становись слишком самоуверенной.
Значит, Адрея рискует. Ну, пусть её. Если найдёт что-нибудь интересное, может, даже поделится. Сама я уже давно отчаялась разобраться в том, что происходит в моей собственной голове.
— Эти личные разногласия случайно… не связаны с чудом, которое эль-ин явили миру сегодня утром?
Мне понадобилось довольно много времени и подсказка Аррека, чтобы понять, о чём он говорит. Чудо? Ах да, случайное воскрешение тех оливулцев. Неужели это было всего лишь сегодня утром? Время бежит…
— Насколько я знаю, нет. Там вообще было недоразумение, — я чуть повела ушами. — Право же, этот случай не стоит вашего внимания.
— Да, мы очень внимательно выслушали вашу пламенную речь после злосчастного… «недоразумения», торра Антея, — нагло глядя мне в глаза, улыбнулся Рубиус. — Очень… впечатляющее выступление.
Ну, Тэмино, ну, удружила! Я судорожно пыталась вспомнить, что успела ляпнуть в бессильной злости после того, как Обрекающая выкинула свой трюк. Аррек, негодяй такой, услужливо подсунул сен-образ с записью этого нелепого образца ораторского искусства. А заодно свои комментарии по поводу возможной реакции на него в различных общественных слоях Ойкумены. И отдельным блоком — выкладки по наиболее вероятным реакциям Эйхаррона. Картина получалась… безрадостной. Но не настолько плохой, как я опасалась. По крайней мере очередного крестового похода против богомерзких нелюдей пока не предвиделось. А вот новых вспышек ксенофобии избежать, похоже, не удастся.
Сдула со лба чёлку и ответила Лиран-ра Дома Вуэйн не менее наглым взглядом.
— Благодарю вас, дарай-лорд. — Затем, видя, как напрягся за своими непробиваемыми щитами юный правитель, опустила ресницы, пряча за ними сияющие режущим многоцветием глаза. — Но, похоже, вы всё-таки обеспокоены. Возможно, я смогу как-то развеять беспочвенные опасения?
— Моя леди, — Рубиус был безупречно вежлив и очень отстранён, — до сих пор Вы не давали Эйхаррону или же Дому Вуэйн никаких причин сомневаться в Вашей надёжности. Однако остальные обитатели Ойкумены, не столь близко с Вами знакомые…
Он позволил своему голосу этак намекающе затихнуть. А у меня в голове зазвенели тревожные колокольчики. Тон, интонации, ударения… То, как он подчёркивал голосом Вы и Ваш… Это совершенно определённо означало: «лично Вы» и «лично Ваш» — но никак не «весь народ эль-ин», и уж точно не «ваша преемница».
Но почему? С чего вдруг такое подчёркнутое внимание к этой проблеме? Неужели Аррек и тут успел приложить руку? Да нет, он не стал бы выносить наши семейные свары на внешнеполитическую арену. По крайней мере не на арену под названием Эйхаррон. Нет. Совершенно точно нет…
С другой стороны… Не постеснялась ведь Лейри впутать во всё это Тёмные Дворы…
Мои пальцы, лежащие на локте мужа, чуть напряглись, когти коротко впились сквозь тонкую ткань, но усилием воли я их снова расслабила. От Аррека пришло лаконичное:
Нет.
И эмоционально-императивное:
Успокойся.
Я успокоилась.
Птичьим движением наклонила голову к плечу, глядя на арров из-под золотистых прядей.
— Думаю, более умным было бы всё отрицать и постараться убедить обитателей Ойкумены, что этот случай им просто приснился. Однако после некоторых размышлений я пришла к выводу, что лучше избрать противоположную стратегию. Пусть о нас ходит как можно больше слухов: противоречивых, безумных, пугающих и откровенно нелепых. Пусть любой, кто попытается разобраться, что же такое настоящие эль-ин, будет погребён под массой исключающих друг друга догадок, — подкупающе улыбнулась. — Разве не такова всегда была стратегия арров?
— Не совсем, — довольно сухо и неожиданно недипломатично обронил Рубиус. — Великий Эйхаррон традиционно всегда предпочитал держаться в тени.
Конечно-конечно. Я приподняла уши и брови, изобразив на лице этакое лёгкое недоверие. Близко, близко. Почти…
И Лиран-ра Дома Вуэйн широко и подозрительно искренне улыбнулся.
— С другой стороны, Великий Эйхаррон не менее традиционно использует в своей внешней политике любую… неточность, которая может… мм… случайно появиться в суждениях вра… достойного партнёра. — Голос его был тих и приятен, лёгкие оговорки и паузы в речи исполнены столь артистически, что нам оставалось только улыбаться в ответ, показывая, что все оценили иронию по достоинству. — Самый простой план, который приходит мне в голову, в данном контексте может звучать так: «Втереться в доверие к правителю, запудрить мозги первому советнику, а затем столкнуть их между собой, чтобы были заняты и не смотрели по сторонам слишком пристально. И изредка корректировать события, если они вдруг начнут развиваться в неверном направлении».
Аррек импульсом послал мне краткое описание известного исторического прецедента, на котором базировалась эта явно бородатая шутка, объясняя, что же тут такого забавного. Дараи тихо и вежливо засмеялись.
А я…
Я застыла, глядя в пространство широко открытыми, невидящими глазами. Уши прижались к голове. Рот открывался и закрывался, губы двигались, но с них не слетело ни одного звука.
Весь окружающий мир растворился в приторном запахе горных цветов. Краски размазались, превращаясь в бешеное многоцветие. А когда к ушам вернулась способность слышать, а к разуму — умение мыслить, это был уже иной мир, окрашенный в иные краски. Будто детали бесконечно сложной головоломки вдруг сместились, неуловимо меняя положение, и по глазам ударил кристальной ясностью детально выверенный узор. Конечно. Ауте всемогущая, конечно. Как я могла раньше не видеть? Ведь всё так чётко, так предельно просто…
Адрея и Рубиус были на ногах, напряжены, окутаны вдруг отвердевшими щитами, готовые ко всему. Я не заметила их. Медленно, медленно, очень медленно повернулась к Арреку. Глаза его в этот миг были цвета расплавленной стали и совершенно шальные.
Мои губы поднялись в оскале, в котором не было и не могло быть ничего вежливого и ничего человеческого. Дикое, совершенно первобытное торжество, замешанное на старом, копившемся десятилетия гневе. Обнажённые лезвия клыков.
— Узнай мысли одного дарая, и ты узнаешь, как думают они все. Не так ли… любимый? — Я скорее мурлыкала, чем говорила. Если, конечно, мурлыканье может быть таким… жаждущим крови. В комнате стало ощутимо попахивать насилием.
На периферии зрения метнулось что-то огненное и убийственно мощное. Инстинкт самосохранения взял верх, я всё-таки отвела взгляд от мужа, пристально и спокойно посмотрела на двух переполошившихся дараев. Воздух вокруг Рубиуса почти кипел невыплеснувшимся пламенем, и я знала, что если князь сейчас хоть немного ослабит самоконтроль, мне не помогут никакие щиты. Есть огонь и огонь. А генетические эксперименты Дома Вуэйн не зря получили свою тихую, но весьма многозначительную славу.
— Антея-эль, послушайте, всё не так, как…
Никогда не думала, что вновь доведётся увидеть огненного Лиран-ра, лепечущего что-то в состоянии, близком к панике. Нет, Рубиус определённо слишком хорошо меня знает. Адрея вот так не перепугалась. Что не очень умно с её стороны.
Фыркнула. Прянула ушами. Тряхнула крыльями.
— О, я всегда знала, что задачей Аррека с самого начала было «…втереться в доверие к правителю, запудрить мозги первому советнику, а затем столкнуть их между собой, чтобы были заняты и не смотрели по сторонам слишком пристально». Ничего нового тут нет. А «изредка корректировать события, если они вдруг начнут развиваться в неверном направлении» — это вообще официальное описание работы консорта любой эль-леди. Так что не беспокойтесь, Высокий князь, вы не выдали своего суперсекретного шпиона.
Мы с Арреком снова сцепились взглядами. Снова блеснули клыки и заискрились опасным перламутром Вероятностные щиты.
— Но ведь классическую дарайскую стратегию, — я уже шептала так тихо, что едва сама себя слышала, — можно использовать не только на мне…
Тёмный король, воспылавший неожиданным желанием заполучить Кровь Дракона, и его — неужели и правда первый советник? — которому вдруг приспичило вернуть Раниелю-Атеро какой-то древний должок, прирезав бедную меня. Нет, это слишком шикарно, чтобы быть простым совпадением!
— И мне никогда не приходило в голову, — шёпот-мысль, на грани сен-образа, — что использовать эту стратегию может не только дарай…
Лейруору тор Шеррн, воспитанница и выученица Аррека, с младых ногтей обучаемая им искусству тонкой и циничной политической интриги. Так очевидно…
Почему же я сразу не подумала, что и сама могу сыграть в эту игру?
Потому что терпеть не могу в неё играть.
Втереться в доверие… запудрить мозги… столкнуть лбами.
Перед моим мысленным взором встало расписание на завтра. В нём на гордом месте между обедом и Балом появился новый пункт: «Нанести официальный визит Тёмному Королю». План казался элегантным в своей наивно-жестокой простоте. Мои губы изогнулись, где-то в горле зародилось рычание. Так. И так.
На самом деле всё очень просто.
Антея, нет.
Щиты Аррека истончились — единственный признак волнения, который он себе позволил. Со стороны, наверное это было почти незаметно.
Зато не заметить, что обе его руки вцепились в мои запястья, да так, что пальцы побелели, было сложно. Особенно учитывая аррский пиетет к любого рода прикосновениям.
Кистей я уже почти не чувствовала.
— Антея, не смей. — Тихо и очень властно. И вслух. Никогда он не усвоит, в чём заключается роль порядочного мужчины. Впрочем, назвать Аррека порядочным…
— А почему бы и нет? — мечтательно улыбнулась. В душе танцевали чертята Ауте. Ох, и повеселюсь я завтра!
Будет так смешно…
— Антея, — он почти рычал.
В другой день меня бы это здорово испугало. Сейчас я лишь расхохоталась.
— Аррек, я люблю тебя беззаветно! Но, во имя Ауте, неужели ты за тридцать лет так и не понял, кто я и что я?
На нашей личной волне вплела в кажущуюся весёлой фразу рубящий сен-образ: «Ты, Видящий Истину!» — и это был шантаж. Если он не отложит назревающую разборку до более благоприятного момента, я выдам двум дараям его секрет. Его тщательно скрываемую от всех способность видеть. И тогда от призрачной свободы младшего князя Великого Дома не останется и следа. Да, любимый. Я так и сделаю, не сомневайся. Ты первый начал впутывать в наши споры жутковатых родственничков и подкладывать под отношения непредсказуемые политические бомбы. Но меня только что озарило: в эти игры можно играть вдвоём.
И ещё вопрос, кто сыграет лучше.
Понял. Ломающее кости давление на запястьях ослабло, его руки соскользнули, на прощание погладив мои кисти мрачным обещанием. Дискуссия будет продолжена. Но не здесь. Не сейчас. Не при такой аудитории.
Я взмахнула ресницами. Повернулась к Адрее и Рубиусу, которые, казалось, затаили дыхание, глядя на наше маленькое представление. Погодите, сияющие вы мои, ни-че-го вы пока не видели…
Арр Вуэйн, видя, что смертоубийства вроде бы не будет, несколько притушил свою силу. Заговорила госпожа Дома Тон Грин, до сих пор сохранявшая мудрое молчание.
— Хранительница Антея. Не будете ли вы так добры объяснить, что происходит?
Голос её звучал довольно холодно. Сама золотисто-шоколадная дарай-леди казалась бледной и какой-то… потрясённой, что ли. Ну конечно, она ведь пробовала меня читать, и, похоже, небезуспешно. Мало кто из людей сегодня отваживается на подобные глупости. Разум эль-ин (если, конечно, бардак, творящийся в наших непутёвых головах можно назвать разумом) затягивает. Не успеваешь оглянуться, как ты уже тонешь в совершенно чуждой, лишённой логики и линейности системе чувствования и мышления. Неосторожный медиум, заглянувший слишком глубоко, сходил с ума буквально в течение нескольких минут. Пытаясь защитить глупых смертных от подобной угрозы, я начала практиковать создание ментальных блоков и прочей дребедени, призванной закрыть разум от вторжения извне.
Но закрыться от специалиста уровня Адреи, разумеется, было нереально. Она без труда пробилась сквозь чисто символические щиты и даже смогла понять что-то из увиденного в чужом разуме. Должно быть, помогла призрачная доля древней крови, которую я давно подозревала в этой умной и опасной женщине.
Но кровь кровью, а вот трансформация-озарение, которая охватила меня после неосторожных слов Рубиуса чуть было её не убила. Судя по всему, дарай-леди в последний момент успела-таки убраться из чужого разума. Получив, впрочем, весьма и весьма чувствительный ментальный щелчок. Сейчас она несколько судорожно куталась в свои Вероятностные щиты, морщилась при слишком громких звуках… и старательно не воспринимала исходящие от меня эмпатические волны.
— Не обращайте внимания, высокая леди, — промурлыкала я. Попыталась представить, как на такое можно умудриться не обратить внимания. Подавилась смешком, чихнула, встряхнулась. У меня было отличное настроение, которое любой человек назвал бы абсолютным сумасшествием, а любой эль-ин — состоянием, довольно опасным для окружающих. Окружающие об этом, кажется, догадывались. По крайней мере, никаких протестов после моего возмутительного предложения не последовало. Три пары очень выразительных дарайских глаз смотрели на меня с глубоким опасением.
— Да? — вопросительно произнесла Адрея. Таким спокойным, тщательно сыгранным нейтральным тоном.
— Мне только что пришла в голову пара идей по поводу того, что можно сделать с… незначительными родственными разногласиями… и мелкими, случайными недоразумениями, пожалуй, тоже, — я улыбнулась. Они почему-то не отреагировали, закутанные в тишину и неподвижность.
— Будет интересно.
— Несомненно, — так же нейтрально произнесла Адрея арр Тон Грин.
Ну ладно, хорошего понемножку. Я на мгновение прикрыла глаза в короткой и острой, как вскрик в ночи, медитации, а когда вновь очнулась, пьяное безумие исчезло, оставив только спокойную решимость. Рубиус чуть изменил положение, я поняла, что ещё миг — и он вызвал бы охрану. Чуть печально улыбнулась огненноволосому властителю, затем сделала отрицательное движение ушами. Он, конечно, не понял. Северд-ин скользнули обратно в призрачность своего ожидания.
— Вернёмся к делу, господа?
Обмен взглядами. И вновь, на правах хозяина, слово взял Рубиус.
— Вы просили о встрече, Хранительница. Могу я узнать о причине? — Он был серьёзен. Обычно «встречи» такого уровня не проводятся без предварительно утверждённого регламента и списка обсуждаемых вопросов, но к эль-ин никто и никогда не применял слово «обычно».
Я пожала плечами — типично человеческий жест. Аррек же был неподвижен, сиятелен и как никогда похож на дарая.
— Прежде всего, я хотела бы лично пригласить вас двоих на Бал в честь дня Сотворения, который завтра вечером даю в Шеррн-онн.
Кажется, мне удалось их огорошить. Более проницательная Адрея бросила короткий взгляд на Аррека, но тот ничем не выдал своего отношения к идее. Отстранён и холоден, точно статуя. Дарай-лорд.
Я научилась не нервничать из-за этой неподвижности Истинных дараев, к которой они прибегали, когда хотели закрыться. Но так и не смогла понять её. И смириться.
Пустота. Мёртвая, полностью лишённая дыхания и движения. Пугающая. Они прятались за своими Вероятностными щитами, такие прекрасные, такие совершенные, такие мёртвые. Прятались за щитами, которые не могла постичь, с которыми не могла танцевать ни одна вене.
Они заставляли меня чувствовать себя уязвимой. Ужасно.
Меня бесило бесконечно, когда Аррек тоже так делал и он отлично об этом знал. Лучше бы он дрался, ругался, устраивал гадости. Всё, что угодно, лучше этого проклятого чувства, будто его здесь вообще нет, никогда не было и скорее всего, не будет.
— Приглашение на Бал. И это всё?
— Приглашения должны были разослать всем членам Малого Конклава ещё позавчера. Я понимаю, что это слишком неожиданно, но точная дата события была определена лишь недавно. Скорее всего, большинство дарай-лордов и леди не смогут присутствовать. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы двое появились. Это важно.
Не будь так уверена.
Аррек. Разморозился наконец недостижимый мой. И как! Меня чуть с кресла не выбило его сен-образом. Лучше бы и дальше изображал собой ледяную статую… Хотя… Нет, пожалуй, не лучше.
Мы всегда знали, что этот день настанет, Аррек.
Я постаралась, чтобы мысль-ответ прозвучала спокойно, печально, понимающе. Хотя в душе уже почти не осталось для этого мужчины ни спокойствия, ни печали, ни, тем более, понимания.
Кажется, взаимно.
— Похоже, планируется не просто Бал? — вопросительно поднял бровь Рубиус, не подозревая о разгоревшейся в двух шагах от него дуэли воли и образов.
Этот день не «настал». Ты его назначила! Сухо и враждебно.
Да. Не спорить же, в самом деле, с очевидным.
Я посмотрела на Лиран-ра Дома Вуэйн очень серьёзно, почти успешно пытаясь отключить мысли и эмоции от того, что тихо и обвиняюще передал мне сейчас по нашей личной связи Аррек:
Вновь встают с земли
Опущенные ветром
Хризантем цветы.
Образ белых цветов, традиционно сплетённый с образами стойкости и воли, мелькнул перед глазами осенней тоской и приглашением заглянуть во тьму собственного сердца. Он обвинял меня в слабости. В недостатке стойкости, в трусости, в подчинении. Он оскорблял и в то же время всем этим образом, всем построением единой, цельной мысли давал надежду. Просил попытаться.
Я чуть повела ушами в сторону Рубиуса.
— Не просто. Будут присутствовать Матери почти всех кланов Эль-онн.
Дараи не могли не понять, что это означает. Случаи, когда Матери кланов вступали в контакт со смертными, можно было пересчитать по пальцам одной руки (деятельность вашей покорной слуги не в счёт — я плохо подходила на роль статистического показателя). То, что все высшие эль-леди должны были собраться в одном месте и приглашали на это собрание людей… О да! Планировался отнюдь не просто Бал.
Одновременно Арреку:
Стоят преграды на Пути,
Их обходить без толку —
Каждый воин
На смерть
С улыбкою идёт.
Скорее для себя, чем для начавшей вновь прислушиваться Адреи, сплела сложный эмоциональный фон из таких противоречивых порывов, что в уголках глаз собралась глухая боль. Всё так запутано…
— И всё-таки: не могли бы вы выразиться чуть конкретнее, Антея-эль, — очаровательно улыбнулся Рубиус. Упускать шанс поторговаться и узнать что-то новое он не собирался.
— Это религиозное событие, — я взмахнула пальцам пытаясь обозначить что-то сложное и многослойное, передающее всю неоднозначность понятия «религия» в теократическом обществе. Трудно общаться с помощью только слов, без сен-образов.
От Аррека.
Ты говоришь, что не хочешь быть
Никому никогда рабой…
Значит, будет рабом
Тот, кто будет с тобой.
От меня. Уже не утруждая себя изящными сен-образами. Ты волен уйти в любую минуту.
Стерва. От Аррека.
Предатель. От меня. Не совсем справедливо, но с чувством. Достал.
Пауза.
Тебе не нужно наказывать себя, Антея. Позволь себе плеснуть скорбь по-другому.
Не знаю, почему я его не ударила.
Безмятежно улыбнулась Рубиусу.
— Кроме того, я хотела бы представить завтра свою Наследницу.
Это заявление было подобно взорвавшейся бесшумной бомбе. Даже высшие дараи, прошедшие многолетнюю школу дипломатии, резко выпрямились, не в силах скрыть удивление. Аррек закрылся, прекращая бесполезный спор. Оставалось молиться, чтобы его самообладания хватило до того момента, пока мы не окажемся одни.
Я подалась вперёд.
— В Конклаве Эйхаррона существует определённое напряжение по поводу той, которая будет после меня на посту Хранительницы. Я понимаю, всех волнует вопрос, удастся ли её контролировать. Завтра вы сможете встретиться с Лейруору тор Шеррн и получить ответы на все неясные вопросы, — с искренней и прямой наивностью, совершенно выбивающей из колеи этих любителей интриг и намёков, сказала я. Затем тихо попросила: — Мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали. Хотя бы как мои друзья.
Адрея подняла руку к губам, и мягкий звон её браслетов заставил меня гадать, не слишком ли много сказано.
Рубиус прищурился.
— А это удастся?
Я вопросительно повела ушами.
— Её контролировать?
Ну и вопрос! Я засмеялась.
Опасный вопрос, вопрос-ловушка. Он вывел нас на очень зыбкую, потенциально предательскую почву. Во всех смыслах этого слова.
— Не знаю, — я отвечала абсолютно правдиво, как и всегда при общении с ними. — Можете попробовать. У неё тонкое чувство юмора, она не обидится.
— Аррек рассказывал, — небрежно бросил огненный арр Вуэйн, и я улыбнулась в ответ на столь откровенную провокацию.
— Хорошо, — я и на самом деле была довольна.
Сказано было много больше, чем способно уместиться в словах. Адрея и Рубиус переглянулись, потом чуть склонили головы.
— Мы придём.
Не думаю, чтобы эти двое способны были осознать, что именно произошло только что в этой комнате, но даже то, что они смогли уловить, более чем оправдывало кажущуюся на первый взгляд суматошной, почти бессмысленной встречу. А если нет… что ж, они должны были научиться не делать излишне поспешных выводов о действиях эль-ин.
— Благодарю вас. — Упавшие на лицо золотые пряди скрыли глаза, в которых смешались все драгоценные камни Вселенной и все цвета спектра, но в которых не было места ничему единому и цельному.
Аррек поднялся, светским движением протягивая мне руку, и я тоже скользнула на ноги, грациозная и почти уже потерянная для этого мира. В теле ощущалась странная лёгкость и онемение. Молчаливые и сдержанные прощальные поклоны, шелест крыльев и заученные движения ритуала. Казалось, мы танцевали какой-то сложный придворный танец, строгий и скорбный, совершенно беззвучный. Я не столько прошла, сколько проскользнула к выходу плавная непрерывность движений, рука покоится в руке Аррека, Вероятностные щиты окутали плечи, будто плащ, наброшенный заботливой и любящей рукой.
— Антея…
Я повернулась. Выражение лица Адреи арр Тон Грин было невозможно определить, но теперь в нём не осталось и следа от привычно-невыразительной дарайской маски. Было мгновение, когда мне показалось, она заговорит, но потом темноглазая леди лишь без слов покачала головой.
— Спасибо, — ответила я на её молчание и, повернувшись, выскользнула из этой комнаты и из этой реальности.
* * *
Домой мы вошли рука об руку, исполняя всё тот же молчаливый и грациозный ритуал. Скользнули в малую гостиную, отпуская телохранителей и позволяя мощнейшим защитным заклинаниям онн сомкнуться за спиной. Аррек подвёл меня к изящному креслу чёрного дерева и усадил, двигаясь всё в том же ритме безмолвного придворного танца. Отошёл к столу, на котором нас ждали бутылка охлаждённого вина и два тонких прозрачных бокала.
Комната была погружена во тьму. Серебристо-синие блики медленно скользили по стенам, окрашивая всё в нереальные лунные тона, угольно-чёрная мебель разрезала гармонию непрерывности, создавая тревожное и бередящее душу настроение. Сияющая фигура Аррека казалась на этом фоне чем-то невыразимо прекрасным и очень, очень далёким.
Сегодня — последняя ночь. Во всех смыслах.
Наконец-то.
Он скользнул ко мне — лишённая жизни фигура. Протянул бокал красного вина. Когда мы сомкнули на мгновение хрупкие хрустальные сосуды, тонкий звон заполнил пустые комнаты и коридоры, знаменуя начало новой битвы.
Понимал ли Аррек, что я только что сделала? Понимал ли до конца, чем завершилась эта сложная, многослойная интрига?
Он никогда не позволял мне заглянуть дальше определённого предела. Всегда была грань, некий барьер, нерушимо сплетённый из непроницаемых Вероятностных щитов и первородной дарайской гордости. Что-то, чего я не понимала. Что-то, что оставляло меня потерявшей ориентиры в этом непонимании.
Так и должно быть. Ни одно существо не может быть полностью открыто взгляду извне, в противном случае оно потеряет нечто большее, чем право называться самим собой. Но… эти ограничения должны распространяться на обе стороны. В противном случае, какой в них смысл?
Аррек никогда особенно не старался проникнуть в мои тайны. Ему было интересно разгадывать эль-ин и меня в частности, но интерес этот казался несколько… академическим, что ли. Так интересно открыть новую редкую книгу, разгадать новый, запутанный шифр. Если же я говорила «нет», он никогда не настаивал на том, чтобы заглянуть дальше.
Зачем? Зачем заглядывать вглубь того, что всегда можешь изменить по своему желанию? И он менял. Лепил по своему образу и подобию. Нет, не так. Он лепил меня по тому образу, что жил в его сердце. Всё ещё. Всегда.
Вене. Мы впитываем образ, как храмовая танцовщица впитывает молитву поз и движений. И столь же легко его отбрасываем.
Всё ещё.
Всегда.
Аррек отказался дать мне понимание того, что он есть на самом деле.
Его право.
Я философски пожала плечами и взяла это знание у другого. Когда Рубиус арр Вуэйн бросил за пределы своих щитов столь неосторожные слова и ещё более неосторожные мысли, я была более чем готова их поймать. Подхватить. Влить в музыку. Вплести в танец. Трепетом ресниц, ритмом крови в своих венах. Я танцевала. И тогда ослепительной острой, болезненной вспышкой озарения — я стала дар-княгиней. И тогда, в эту краткую долю мгновения — такую краткую! — я поняла. И знала теперь, что мне делать.
Что увидел в тот момент Аррек? Истину. Какой бы ни была.
Что увидели Рубиус и Адрея? Эль-ин, на мгновение дыхнувшую перламутром. Прижатые к черепу уши и оскалённые клыки. Первозданную дикость.
А ещё — руки моего консорта. Тонкие, сильные пальцы Целителя, так сильно сжимавшие мои кисти, что ещё мгновение, и хрупкие косточки были бы сломаны. Так сильно — и в то же время совершенно бесполезно.
Они увидели, если отбросить всё лишнее, обычную семейную ссору. Живое, шипящее и скалящее клыки доказательство того, что эль-леди невозможно контролировать, приставив к ней мужа. Скорее наоборот. Оч-чень наоборот. Вряд ли сами высокие лорд и леди это осознавали: после сегодняшнего вечера у них не будет особых возражений против того, чтобы Хранительницей стала эль-ин, не связанная с Эйхарроном уж слишком тесными эмоциональными узами.
А мнение этих двоих будет иметь решающее значение в данном вопросе.
Я отпила тёмно-красного, терпкого вина и подняла бокал, любуясь игрой света и тени. По губам змеилась медленная, совсем невесёлая улыбка. Дараи. Так уверены, что ничто не может затронуть их эмоций, надёжно защищены непроницаемыми щитами. Так абсурдно считающие, что если в сознании собеседника не светятся блуждающими огнями мысли о хитром и коварном трёхслойном плане, то и плана этого нет и быть не может. Люди…
Ауте, как они примитивны.
В такие моменты мне иногда казалось, что эти существа слишком глупы, чтобы выжить в нашем самом лучшем миров.
В такие моменты я сама казалась себе… старой.
Аррек сидел напротив, в другом конце комнаты, и его перламутровая кожа казалась единственным светлым островом в море зыбкой, неустойчивой тьмы.
Движение. Мой консорт поднял свой бокал и молча отсалютовал мне.
— Блестяще. Очень ловко проделано, любимая, — первые слова, нарушившие тишину. Голос его был очень музыкален и, как всегда, очень красив.
Отмахнулась движением ушей.
— Ты и половины не понял из того, что я сделала. — Потом, после паузы: — Не уверена, что сама это понимаю.
Улыбнулся. По крайней мере я предпочла счесть это улыбкой, кривящейся среди неустойчивой игры теней.
— «Эль-ин, тем более Мать Клана, ничего не делает только по одной причине», — процитировал он. — Об этом легко забыть. Особенно, когда речь идёт о тебе.
И через некоторое время:
— Приношу свои извинения.
Я молчала.
Аррек сделал ещё один медленный глоток, ни на секунду не отрывая от меня пристального взгляда. Ни любви, ни доброты, ни жалости не осталось в знакомых глазах. Только сталь.
— Я нашёл способ обмануть истощение туауте. Технические подробности утомительно сложны, но основывается всё на том, что ты — вене, обладающая фактически неисчерпаемым потенциалом физической и психической адаптивности. А я — твой риани, что означает связь на очень глубоком энергетическом уровне. Потребовалось разработать тонко сбалансированную систему влияний и контрвлияний, но общую идею ты должна была уловить из тех листов, которые передала Лейри. На начальном этапе процесса я подключаюсь к вегетативным и мотивационно-волевым компонентам и корректирую каскад реакций так, что истощения и последующей смерти не происходит. Осуществляется постоянная энергетическая подпитка. Коррекция должна идти непрерывно, хотя и может осуществляться на расстоянии.
Я прикрыла глаза, обдумывая этот сухой, сжатый отчёт.
— Этот способ годится только для нас двоих или может быть применён другими?
— Почему бы и нет? — равнодушно пожал плечами Аррек. Я ещё вспомню ему это равнодушие. — Если эль-ин будет из генетической линии Тей. Если её риани будет Целителем моего уровня… и Видящим Истину.
Ясно.
— Согласие пациента для данной процедуры не требуется?
Равнодушно. Профессионально:
— Нет. Ни осведомлённость, ни добровольное согласие объекта особой роли здесь не играют.
— Влияние на Целителя?
— Постоянная энергетическая подпитка — занятие довольно утомительное. Осуществляющий её сокращает продолжительность собственной жизни. Где-то на четверть.
Это всё-таки заставило меня сделать паузу. Ненадолго.
— Каково максимальное расстояние, на котором возможно поддержание этой связи?
— Как для любой пары вене и риани. Неограниченно.
— Если одна из сторон погибает?
— Смерть донора повлечёт за собой активизацию процесса туауте и через некоторое время — гибель реципиента. Смерть реципиента на доноре отразится как сильный соматический и психический шок, но не намного сильнее обычного шока, возникающего при разрыве связи вене-риани.
На этот раз я замолчала надолго. Потом:
— Не знаю, почему я не приказала тебя убить. — Холодно. Сухо. И настолько серьёзно, что любого другого я могла бы даже напугать. Впрочем, гнева не было. Не было вообще никаких эмоций, ничего в этом мире как будто уже не осталось, кроме цели.
— Потому что слишком хорошо умеешь просчитывать политические последствия, — равнодушно отозвался сиятельный дарай-князь и сделал ещё один глоток. Встал. Подошёл к просвету между ветвями и застыл, глядя в расстилающуюся снаружи звёздную тьму. Руки его были скрещены на груди, бокал свободно покачивался в расслабленных пальцах. Хрупкое стекло ловило и преломляло едва заметное перламутровое сияние дарайской кожи, чёрная одежда и чёрные волосы заставляли тело растворяться в неверной тьме.
Он был самым прекрасным существом, которое мне когда-либо доводилось видеть. Всё ещё. Всегда.
Просто с определённого момента это перестало иметь значение.
— Не могу не признать действенность того, что ты планируешь. Если сможешь провернуть всё так же тонко, как сегодняшнюю манипуляцию с Домами Вуэйн и Тон Грин, то эффект… мне даже сложно себе представить, каким он будет, — он поднёс бокал к губам, не отрывая взгляда от тьмы снаружи. — После завтрашнего вечера Ойкумена уже никогда не будет прежней.
Я опустила ресницы. Итак, он всё-таки признал, что завтра будет вечер, будет всё то, что я на этот вечер запланировала. Последние тридцать лет дарай-князь весьма последовательно игнорировал саму возможность подобного развития событий.
Победа не принесла ни радости, ни даже торжества. Существо, которым я была, зашло уже слишком далеко по избранному пути, чтобы испытывать подобные чувства.
Интересно, как много Видящий Истину понял из того, что я сделала сегодня с Рубиусом и Адреей. Судя по всему, Аррек узнал о моих планах относительно арров где-то между утренним нападением на Оливуле и тем моментом, когда, пылая холодной яростью, ворвался в Дом Вуэйн и бесцеремонно настоял на своём участии в беседе. Можно даже догадаться, кто именно его просветил. Только вот зачем? Что такого важного было заключено в присутствии консорта Хранительницы на этой встрече? Не могли же они на самом деле думать, что Арреку удастся мне помешать. Он и пробовать по-настоящему не стал.
Дарай-князь отвернулся от окна и двинулся ко мне, медленно и плавно, грациозным скольжением не то воина, не то танцора. Забрал мой бокал и поставил на стол. Два пустых бокала. Рядом.
Пальцы сплелись, когда он подал руку, чтобы помочь мне встать, пальцы коснулись волос, путаясь в золотистых прядях.
Одиночество сияющим
Бесчувственным клинком
Рассекает мне душу
В холодном мерцании
Звёзд.
Это не было ещё одним аргументом в споре, не было ещё одной попыткой набросить формирующую структуру на гибкое и хаотичное мышление вене. Сен-образ не коснулся сознания, не впился, точно пиявка, в податливые эмоции. Образ-сожаление соскользнул с тонких и сильных пальцев, запутался в моих волосах звёздным светом и одиноким ветром.
Жалости не было. Не было печали. Для этого, наверное, я тоже слишком далеко зашла.
В покое сидит
На песчаной косе
Ждущий прихода друга.
Душа и помыслы его
чисты.
Чисты и безмятежны. И безжалостны. Как звёзды.
Рука об руку мы вошли в спальню. Танец условностей, полный непроизнесенных слов и ритуально-бессмысленных движений.
Время ушло. Мы не заметили, когда и как это случилось, но сегодня, тёмной и молчаливой ночью, вдруг обнаружили, что оно убежало, что времени больше нет. И что мы так глупо, так бездарно его растратили.
То немногое, что ещё осталось от отпущенного нам времени, нельзя было тратить ни на споры, ни на сон. Лишь под утро:
— Аррек?
— Да, малыш.
— Слушай, ты не находишь, что происходящее… не лишено своеобразной иронии?
— В абстракции. «Признаюсь, когда дело дошло до практики, мне стало уже не так легко хихикать над нелепостью ситуации».
— О!
Я узнала цитату. И смутилась.
Через пару минут:
— И всё-таки это забавно. Я имею в виду… трагичность, серьёзность, углублённость в себя. Почему, когда пытаешься быть умной, чувствуешь себя как последняя дура?
Звук, словно из него вышибли весь воздух. Что-то среднее между стоном и смехом.
— Сокровище моего сердца… сделай одолжение… замолчи!
Я замолчала.
